Ссылки на публикации

Одиссея старшего штурмана

Юрию Дегену было отведено 27 лет жизни. Столько же, сколько Лермонтову, чуть меньше, чем Есенину. Роковой для русской поэзии возраст. В эти короткие двадцать семь лет уместилась активная литературная жизнь в трех городах, взлеты и падения, дружба и вражда, любовь и разлуки, горе и радость. Эпоха, в которую он жил и писал, дала отечественной словесности столько ярких имен, что многие и многие достойные потерялись в их сиянии. Сегодня время вновь открыть их для читателя.

* * *

Юрий Евгеньевич Деген родился в 1896 году в дворянской семье в Варшаве, где в то время работал его отец. Евгений Викторович, сын генерал-майора В.Н. Дегена, в свое время закончил Дерптский университет, и, дойдя по службе до должности начальника финансового управления, находил время для занятий переводами и писательской деятельности.
Мать Юрия Дегена, Людмила Юрьевна, урожденная Кашкина, принадлежала к старинному дворянскому роду, из которого вышли многие замечательные фигуры русской истории вообще и словесности в частности. Из рода Кашкиных были мать декабристов Муравьевых, а также Прасковья Александровна Осипова-Вульф, близкий друг Пушкина. Словом, Юрию было от кого унаследовать талант и тягу к поэтическому ремеслу.
1905 год тяжелой ношей свалился на семью Дегенов. Евгений Викторович, призванный в армию во время русско-японской войны, без вести пропал под Ляоляном, и вдова с сыном, покинув Варшаву, перебралась в Тифлис.
Именно там, под кавказским солнцем, прошло позднее детство будущего поэта. Но душа звала его на север, в столицу, в круг братьев по музам. Поэтому после окончания Тифлисской гимназии Юрий в 1916 году отправился в Петроград, поступил на юридический факультет Петроградского университета – и его закрутила бурная литературная жизнь столицы. В Петрограде того времени даже ветры с Невы, казалось, были полны стихами. Поэты объединялись в группы и течения, провозглашали манифесты, творили новую поэзию.
Молодой человек быстро сошелся с коллегами по перу и уже в том же 1916 году вошел в знаменитое объединение под названием «Цех поэтов». Впрочем, это был уже не тот «Цех поэтов», который вписан в историю русской поэзии. Тот, первый «Цех» 1911 года, гремел своими именами на весь Петербург: Н. С. Гумилев и С. М. Городецкий, А. А. Ахматова и О. Э. Мандельштам, В. И. Нарбут и М. А. Зенкевич, Г. В. Иванов и Г. В. Адамович, М. Л. Лозинский и многие другие. Второй «Цех поэтов» был воссоздан стараниями «двух Жоржиков», как называли Анна Ахматова и Надежда Мандельштам неразлучных поэтов-акмеистов Георгия Адамовича и Георгия Иванова. После двух заседаний объединение вновь распалось – но Дегена звали уже новые знакомства и новые друзья.
Будучи человеком общительным и увлекающимся, Юрий Деген все время старался быть в центре литературной жизни столицы. Из воспоминаний Л.Ю. Брик, например, известно, что именно на Петроградской квартире Дегена произошла первая встреча и знакомство двух гениев эпохи – Владимира Маяковского и Сергея Есенина. Общение поэтов продолжалось и позже. Сохранились трогательные воспоминания о том, как Маяковский впервые переступил порог квартиры Дегена в Тифлисе – и радушный хозяин принимал гостей не по-европейски за столом, а по кавказскому обычаю, разложив на полу подушки. Известно и о дружеской привязанности между Лилей Брик и женой Юрия Дегена, Ксенией. Теплые отношения связывали Юрия Дегена и с другими представителями поэтической Петроградской элиты. Так, сохранилась дарственная надпись Анны Ахматовой на томике стихов, подаренном ею сестре Юрия Дегена, Ольге. Родственники поэта оставили воспоминания о дружбе, связывавшей его с Велимиром Хлебниковым, романсы на его стихи писал знаменитый поэт и композитор, а также учитель и друг, Михаил Кузмин.
В апреле 1917 года по инициативе Юрия Дегена было создано поэтическое общество, получившее название «Марсельские матросы». Он же написал один из гимнов нового объединения:

Нелегко трехпалубное судно.
С якорей ему рвануться трудно.
Стоит тяжелый битюг –
Сразу хочет на север и на юг.
Заскрипели канаты,
Песенку запели,
Двинулось с середины апреля.
Коричневый пускает дым,
Гнется море над ним.
Путешествовать к чудесным странам
Мне на пароходе странном.
Прощай, далеких долинок пух! –
Старшим штурманом стал пастух.

Сам организатор взял себе звание старшего штурмана, а капитаном, вдохновителем и подлинным лидером группы стал Михаил Кузмин, одна из самых загадочных, почти мистических фигур Серебряного века, поэт, прозаик, драматург, композитор.
Кроме Кузмина и Дегена, который с почтением называл Михаила Алексеевича своим учителем, в группу входили Адамович, Иванов, Анна Радлова, Лазарь Берман, Моисей Бандас – известные и неизвестные, но равно уверенные в своем великом предназначении поэты, верящие в будущее и свою счастливую звезду.
В издательстве «Марсельских матросов» планировался выход нескольких книг Юрия Дегена, однако «Лето» и «Крылатое дитя» не увидели света. Первый сборник молодого поэта, «Поэма о солнце» с виньеткой и рисунками Игоря Терентьева, был издан в 1918 году. А уже в 1919 году вышел второй сборник стихов – «Этих глаз», виньетка к которому была сделана по рисунку самого поэта.
Некоторые из стихотворений Юрия Дегена стали романсами. Это и гимн «Марсельских матросов» «Не легко трехпалубное судно», который положил на музыку сам «капитан» – Михаил Кузмин, и трогательное стихотворение «Там, где кисельные берега…», вдохновившее сразу двух композиторов: А. Лурье и И. Ветлину.
Словом, молодой поэт Юрий Деген решительно вставал на ноги в мире Петроградской поэзии. Готовились новые книги, уже было заявлено о том, что готовится к выходу «роскошно иллюстрированная поэма» «Колумб или Открытие Америки», над которой вновь вместе работали Юрий Деген и Игорь Терентьев, но ей не суждено было увидеть свет.
Революция, расколовшая надвое русскую историю, прекратила плавание «Марсельских матросов». Многие члены группы уехали из Петрограда. Не стал задерживаться в столице и Юрий Деген – его звал Тифлис, где жила мать, где кипела бурная, в том числе литературная жизнь. И молодой человек окунулся в эту жизнь с головой.
Еще в Петрограде Юрий Деген активно вошел в оппозицию модному тогда «революционному» футуризму. Изданные им Первый и Второй Манифесты Республики Солнца разошлись мгновенно – потребовался даже второй тираж. Новые статьи Дегена, посвященные футуризму, выходят сразу после его приезда в Тифлис, осенью 1917 года, его доклады звучат во время футуристических вечеров, на художественных выставках, в университетских аудиториях.

«Полное отсутствие внутреннего содержания, полная оторванность от жизни способны завести художника в подобный тупик бессмысленностью глупого кривлянья.
Из него нет возврата. Художник, ушедший в него, не что иное как живой труп. Художественные направления, к которым он примыкает – последний хрип разлагающегося буржуазного искусства.
И, конечно, не футуризму, имажинизму, конструктивизму и прочим «измам» идти в ногу с современной жизнью».

Но… «Куда ж нам плыть?» Анализируя современные ему литературные течения, Юрий Деген подхватывает идею М. Кузмина о «прекрасной ясности» или «кларизме» (от «ясный, светлый») и дорабатывает на ее основе новую школу – нео-кларизм. Это литературное направление, как он считал, единственное способно открыть правильный путь к новой литературе.

Вот эти заповеди – единственная достойная дорога для поэта.

1. Прежде всего научись жить. Так жить, чтобы каждое мгновенье ощущать биение жизни, дышать одним дыханием со Вселенной. Уметь не только сказать, но, главное, для себя лично почувствовать, как, например, растет трава, в ладони своей сжатой ощутить сразу весь мир. Если достичь этого, ты, может быть, даже не напишешь ничего, ни одной строки, но ты все же будешь великим художником. Если же будешь продолжать писать, строго блюди заповедь вторую:
2. Не лги в стихах. Ни одно слово не должно быть написано, если ты не вполне уверен, что именно это слово нужно тебе сказать. Всякая, даже красивая ложь подобна фальшивому звуку. Она мертва, и если сегодня и сверкает она огнем самоцветным, знай – фальшив это огонь, завтра потухнет он и произведение твое, отравленное ложью, завтра умрет. Будь поэтом возможно проще, ибо высшее благородство – простота, а всякая поза, всякое оригинальничество красиво на минуту, а потом… через минуту под румянами, обнаружатся глубокие морщины мелочности духа и внутреннее убожество.
3. Это правило чисто технического характера. Если ты поэт – знай свой родной язык. Будь не рабом его, а мастером-виртуозом. Помни: нет ничего хуже и мертвее произведения, которое кажется переводом с иностранного.
Эти три заповеди соблюдай свято. В том случае, если соблюдешь их, сможешь ты назваться прежде всего человеком, а затем и поэтом. Лишь зная и соблюдая их, обретешь ты счастье на земле и долговечность в памяти потомков.

Сам Юрий Деген неукоснительно придерживается своих принципов, как в прозе, так и в стихах. Его поэзия совершенно прозрачна, в ней нет ни оригинальничания акмеистов, ни зауми футуристов. В некоторых стихотворениях мы слышим отзвуки Гумилева и Кузмина, но все чаще в стихах Дегена больше ощущается дуновение не «серебряного», а «золотого века» русской поэзии, пушкинской поры. Такими же были и пьесы, и проза, и даже литературные статьи… В своем «нео-кларизме» поэт последователен и принципиален.

Погаснет вместе с жизнью чувство.
В веках исчезнет самый след.
И лишь высокое искусство
Нам сохраняет дивный бред.
Лишь языком косноязычным,
Размеренным и мелодичным –
Как бы иного бытия, –
Заговорит душа твоя.
У нас, певцов, чудесный жребий –
Забытое припомним вдруг.
Все – даже облако на небе –
Через века увидит внук…

В марте 1918 года в Тифлисе усилиями Городецкого восстанавливается «Цех поэтов» и Юрий Деген входит в это объединение. Впрочем, и в этот раз «Цех» принял его ненадолго – отношения с авторитарным Городецким не сложились ни у него, ни у других молодых поэтов. Выйдя из группы, Юрий Деген создает художественное общество «Кольчуга», а внутри него – собственный «Цех поэтов», в который входят близкие ему по возрасту и настроениям поэты. Русская и грузинская поэзия, строительство новой литературы – вот что занимает их умы.
Личная жизнь бывшего старшего штурмана «Марсельских матросов» тоже не стоит на месте. В Тифлисе рядом с ним жена, «фиалкоглазая» Ксения, «к милым ботикам» которой кинуто уже несчетное множество стихотворений. Еще в Петрограде в молодой семье родилась дочь, к великому горю родителей, умершая в младенчестве, в 1918 году в Тифлисе – сын Олег, в 1921 – вторая дочь, Елизавета.
Юрию Дегену, его друзьям и любимым по 20 с небольшим лет, и пусть их будущее неясно, но оно в их власти… По крайней мере, сейчас они в этом уверены.

Нежнее нежного во мне поет
Твой милый голос, ломкий и певучий…
Пусть будет грозен страсти поворот.
Пусть час страданья будет смерти круче. –
Все испытанья, как моряк Веспуччи,
Мы победим у благостных широт.

В 1920 году Юрий Деген вместе с семьей перебрался из Тифлиса в Баку и продолжил активно участвовать в литературной жизни Кавказа. В автобиографической повести Рюрика Ивнева «У подножия Мтацминды» мы встречаемся с Юрием Дегеном этого периода в образе одного из персонажей повести, молодого поэта Юрия де Румье.
– Родных я потерял давно, а существовать, вернее, жить, потому что не довольствуюсь одним существованием, должен. А жить сейчас трудно, очень трудно — надо не прокладывать себе дорогу, а проламывать… – так говорит де Румье в повести Ивнева, и, возможно, примерно так же мог бы сказать и Юрий Деген.
В Баку Деген поступил в университет и, одновременно с обучением в нем, работал там же, в издательской группе. Выступал на диспутах и вечерах поэзии и, разумеется, продолжал писать стихи. Теперь в них появились новые нотки – предчувствие близкой гибели. Мода на декаданс? Возможно. Но только ли она вызывала к жизни такие горькие, и, как потом выяснилось, пророческие строки:

Еще одно, быть может, записать
Осталось мне взволнованное слово.
О смерть, звенит, звенит твоя коса
И опуститься надо мной готова.

О, как судьбу свою превозмогу,
Как в жадном сердце заглушу желанья,
Когда забьют последнюю доску
В моем гробу в печальный час прощанья?

И что скажу, когда наступит срок
И поле мертвых станет Судным полем,
Да, что скажу я, если спросит Бог:
– Что сделал ты в своей земной юдоли?

Ведь не смогу примером привести
Ни добродетель я, ни крепость веры.
Лишь в летопись поэзии занести
Мне удалось тревожные размеры.

Баку стал городом, где вышел последний при жизни сборник стихотворений Юрия Дегена «Волшебный улов», проиллюстрированный работами молодого С. Телингатора, будущего светила советской книжной иллюстрации. Новый сборник готовился к печати…
Но суровая послереволюционная действительность не нуждалась в красивых стихах и ясных выражениях мысли.
В 1923 году Юрий Деген был обвинен в создании ордена «Пылающего сердца» и поджогах бакинских нефтяных промыслов. В газете «Труд» Азербайджанского совета профсоюзов об этом «ордене» писали так:
«Под флагом ордена, возрождающего средневековый культ рыцарей, составленного из спаянных железной и суровой дисциплиной членов, прошедших специальное испытание и искус на моральную и физическую выдержку, под страхом смертной казни обязавшихся хранить заветы и обычаи «ордена», соблюдать строжайшую конспирацию, связанных письменной присягой о невыходе из ордена, под флагом этого ордена создать крепкое, мощное духом и сильное материальными средствами, мещанско – дворянско-интеллигентское ядро, вокруг которого должна была сплотиться обанкротившаяся и потерявшая голову за 5 лет российской революции русская интеллигенция».
Как организатор контрреволюционной организации Юрий Деген был осужден и расстрелян в 1923 году, в возрасте неполных 27 лет… И полностью реабилитирован в 1991-м.

* * *

Собрание сочинений Юрия Дегена, которое мы предлагаем вашему вниманию, уникально. В него вошли как те произведения, которые были опубликованы при жизни поэта, так и те, что сохранились только в рукописном и машинописном виде. Поэзия, проза, публицистика этого интересного, но так мало успевшего автора теперь вновь найдет своего читателя.
В собрание вошли также воспоминания Е.В. Дегена о Дерптском университете и все найденные нами материалы, так или иначе касающиеся Юрия Дегена.
Внимая вам, забытых слов
Косноязычные намеки,
Всему и всем такой далекий,
Иду ослепший меж веков.
Но обо мне в воспоминанье
Заблещет длительным сияньем
Божественного ремесла
Адмиралтейская игла.

* * *

The Salon Album of Vera Sudeikin-Stravinski (GoogleDrive)